...«Си-си-пи» — так ехидно называли американцы советских альпинистов (за скромность экипировки с аббревиатурой — СССР) и просили продать или поменять. Но для бывших членов сборной это была не просто спортивная форма, а форма существования, и Сергей Георгиевич свой синий «рашен экзотик» на буржуйский прикид не менял (может, потому и «делал» их на вершинах).
— Не в обиду сказано, но многих американцев отличают наглость и беспардонность, они считают, что за деньги можно купить абсолютно все... Мой друг таскал с собой в горы допотопный алюминиевый чайник и выцарапывал на нем, по мере покорения вершин, их названия. Уже изрядно поцарапанную реликвию приметил «дядюшка Сэм» и сказал: «Продай». Друг ни в какую, уперся, мол, мамин чайник — святое. У благодушного «Сэма», эдакого рубахи-парня, как-то нехорошо загорелись глаза: «За шесть тысяч долларов продашь». Их отношение к жизни — это то, до чего можем деградировать мы.
— Ну а что с чайником-то?
— Мы были — кремень. А сейчас молодежь, скажем так (Сергей задумался), — полукремень.
Почему же бывшего физика, преподавателя, ИТРщика с «Нитрона» (короче, человека нашего «посола») занесло восемь раз подряд на 8 тысяч метров и несколько заглавных сантиметров ближе к Богу?
— Раздвоение личности (спорт — работа) у меня в 1993 году попало под сокращение (хотя было время, когда «Нитрон», наверное, гордился «человеком горы». — М. Г.) И я стал предпринимателем. После черного августа резко победнел и освоил еще одну тропу: огород — рынок.
— А семья?
— Два пацана растут, один десятиклассник, другой студент. Оба спортсмены. Жена, как водится, альпинизм не признает (ее-то как раз раздвоение понять можно). Одним словом, мой отец, маститый журналист, очень метко подметил кредо «неудавшегося» отпрыска: «пошел собакам хвосты крутить». Мы бы сказали иначе: не собакам, а йети.
Если есть на свете йети...
...то увидеть ее или его можно лишь в Непале: на плакатах, пакетах, майках. Настоящего снежного человека наш «снежный барс» не видел, хотя побывал уже на шести гималайских восьмитысячниках из девяти возможных.
— Только медведя раз видел, и то, он нас заметил и как даст деру... Подарок на свое 50-летие Сергей выбрал экзотический: увидеть «спины» облаков с 8,068 (Хадденпик) и 8,035 (Гашербрум) тысячи метров. Это случилось 13 и 20 августа. Теперь до исполнения Большой мечты (покорить 14 самых высоких вершин мира) их осталось всего шесть.
Но весь этот пафос тает, как тяньшаньский сугроб, когда под синтетическим мехом симпатичного йети обнаруживается коммерческая подоплека: у каждой горы есть своя цена (привет американцам!). 50 тысяч долларов — взнос за восхождение на Эверест (8,848).
— За две вершины оптом каждый из нас должен был положить в пакистанскую казну три тысячи «зеленых» плюс оплатить услуги фирме-проводнику. Три года я штурмовал вершины только во сне, днем бегая марафоны. Потом думаю, надо что-то делать... Покорять спонсоров. Спасибо, помогли друзья.
Так что, неуловимое йети уже, возможно, и видело у себя дома фирменный флаг «Лукойла» и «Рати».
Победу не заказывали?
Если честно, то любая серьезная экспедиция соткана из кучи проблем: «Так как российскую сборную альпинистов сейчас обнаружить сложнее, даже чем снежного человека, я пошел с молодой казахской командой. Ее воспитывает лучший тренер бывшего СССР Иван Ильинский. В сборной было восемь человек плюс я и опытный альпинист из Пензы. На все про все — 55 дней. Нам отчаянно не везло с погодой. Ее нельзя купить или взять нахрапом — только обмануть. То есть 10 августа уже эвакуироваться, а ни одной горы еще не сделано: две ходки, и погода портится. Но мы поднялись до перевала на 6500 метров и ждали пять дней. Чуть «отпустило», быстро стрельнули (в ночь вышли на вершину. — М. Г.) до победного. Причем иностранцы считают крупной удачей, если из всей команды на вершину поднимается хотя бы один спортсмен. (У них, как правило, так и бывает.) Мы же взошли почти все: восемь из десяти. Обслуживающая фирма, расщедрившись, поселила нас в гостинице с «повышением звездности» за свой счет: наш успех ей реклама».
— А если гора не пускает, а время и силы на исходе? — Пытаюсь на глаз определить, кто на маршруте хозяин.
— Я бы все равно пошел. В этом смысле опыт и годы — хорошее приобретение. Молодежь у нас (вернее, в Казахстане) перспективная, но психологически, в силу возраста, неустойчивая. Из-за сомнений они чуть было не остались на этот раз с носом.
— Про дом вспоминали?
— Особенно на обратном пути: когда проводники нам предложили сократить дней на пять путь от подножия гор, вся команда обрадовалась. Но 12 часов ходьбы вместо 8 — сильный удар по истерзанному организму, тем более путь был очень рисковым. Хуже всех пришлось нашему сопровождающему — офицеру связи Амару, который был уполномочен утрясать возможные конфликты. Вероятно, не любивший в школе уроки физкультуры, капитан чуть ли не рыдал: «Ну когда же я дойду домой?»
Портер шерпу не товарищ?
«...Ночью вдруг зарокотал миномет. Ну, думаем, война. До индийской границы ведь рукой подать, а делить кусок хлеба (горного «золотоносного» маршрута) пакистанцы не собираются. У них бедная страна: с одного пшеничного клочка земли семья кормится целый год. Оказалось, не война. Просто Пакистан выиграл у Индии в крикет и на радостях решил немного пострелять...
Для них лапта, как для саратовских пацанов — футбол. А что касается страны, то вначале было немного боязно: все-таки военный режим, талибы, «вась-вась» с Афганом... Но пакистанцы, судя даже по портерам (носильщик — разг.), очень терпеливый и обязательный народ. Вспоминаю 1989 год, когда нас сопровождали 600 непальских шерпов: мы растянулись на неделю — первые были уже на леднике, а последние упрямо испытывали наше терпение.
Пакистан — моя страна, там сухой закон. По этому поводу у некоторых коллег было психологическое расстройство. Нет там и другого соблазна — женщин (а которые есть, под паранджой). Очень хорошая страна. И когда я уйду на пенсию, то займусь трекингом — буду водить туристические группы. Хотя... это гидство очень относительно: можно поставить человеку палатку, принести кислород, но спастись на такой высоте под силу лишь ему самому, а не наемнику. Иными словами, в эру капитализма в горы идет очень много самоуверенных неподготовленных людей».
По сравнению с пакистанцами мы, россияне, богачи, но проблемы с мусором у нас одинаковые: долины завалены, а вместо бытовых отходов они по традиции жгут умерших.
«На горе проще — насобираешь мусора в пакет и просишь оплаченного гида определить его куда-нибудь. Он исправно отдает повару. А тот тихой сапой бух пакет в трещину... Ну прямо как у нас. А что касается экологической обстановки на самих вершинах, то уже на 5800 метров не то что есть, спать не можешь: голова болит постоянно... А если ветер треплет заледенелый край брошенной в борьбе за жизнь палатки, то это уже не мусор, а... памятник».
Я помню все его трещинки
Ледник течет примерно метр в сутки, и форма его трещин зависит от рельефа подложки.
— Если бы тот немец упал в трещину, расходящуюся в глубину, то ему был бы каюк. А так он просто застрял на 15 метров ближе к преисподней. Вытащили. Поскользнулся бельгиец, сорвался чилиец... Но они были наверху, а мы еще внизу — на 5800. Слышим по рации, что что-то у них случилось... Но в целом горная система Каракорум — без громких трагедий: «Гашербрум» переводится как «хорошая гора», «Хадденпик» — «невидимая».
— А что такое «русский путь»? — где-то из слэнга альпинистов краем уха зацепленное название.
— В Непале есть интересная гора, всего в 6800 метров. В 1994 году мы заявили о себе, заложив там свою русскую манеру хождения. Не по 100 метров (в час по чайной ложке), как ходят иностранцы, а тысячеметровыми шагами: штурм — акклиматизация. Главный принцип: не проспать восхождение, выйти в полночь, рассчитать силы и по пути... не «продать чайник».
P. S. Альпинист Богомолов не стал водружать российский стяг над склонившимися вершинами: только губернский (взнос на-гора обещало заплатить наше министерство молодежной политики, спорта и туризма). Госкомспорт, по словам Сергея, на победу никак не отреагировал. Вместо ордена сгодятся и два маленьких принесенных с поднебесья камешка. А теперь куда? На зимний «К-2» — поляки зовут. На традиционный вопрос, который из восьми восьмитысячников (8х8) для вас самый-самый, Сергей Георгиевич, не задумываясь: «Пик «Победы» зимой: ощущения непередаваемы. Это потом — отмороженные пальцы, почки и 10 часов в барокамере».
Мария ГОШИНА,
"Саратов-СП"