Природу развития российского менталитета практически невозможно понять без детального изучения особенностей исторического развития славяно-русской цивилизации, как особого культурно-исторического типа характеризующего самобытность России. Имея общую почву и исток в древне-славянской цивилизации, как духовно-историческом типе зародившемся за два тысячелетия до принятия христианства, Россия за последующие 10 веков своего развития создала великое государство, великую культуру, великую науку, великое искусство.
Так, по мнению академика Б.А. Рыбакова, земледельческие племена восточной половины славянства - сколоты, вошедшие в VII веке до н.э. как автономная единица в более общее структурное образование, Скифию, зародились в Приднепровье в Х-VIII вв. до н.э. Исторические источники проливают свет на жизнь земледельческих сколотских племен Скифии. Например, Страбон отмечает характерные черты сколотов: добротолюбие, справедливость и простоту. Из их образа жизни можно было выявить поклонение добрым началам жизни, демократический уклад жизни и быта, нестяжательство и презрение к богатству, особую приверженность сколотских племен своим традициям и обычаям. В дальнейшем эти земледельческие племена были вытеснены в глухие леса, в северо-восточном направлении от Днепра, где они просуществовали до IХ-Х вв. нашей эры. На основе культурных и духовных традиций восточных славян сформировался культурно-исторический тип славянско-русской цивилизации, из которой и выросла Русь-Россия.
Впервые к обоснованию идеи о существовании славяно-русской цивилизации как особой социально-исторической общности пришел выдающийся русский ученый Н.Я. Данилевский. В своих работах, прежде всего в изданной в 1871 году книге "Россия и Европа", задолго до Тойнби он разработал теорию культурно-исторических типов. Каждый из 10 выделенных им типов культур имеет самобытную историю и существует в ней, а не в общей истории человечества, развивающейся по единым универсальным законам.
В сформировавшейся к этому времени новоевропейской парадигме исследования общественное развитие рассматривалось от простого к сложному, как линейно направленное. Прогресс мыслился как квинтэссенция развития общества, его составных частей и сторон. Поскольку эстафету мирового развития после средневековья исторически перехватила Западная Европа то, естественно, все многообразие культурно-исторических типов теперь рассматривалось через мировоззренческую призму "европоцентризма".
Н. Данилевский показал, что общественное развитие не носит линейного характера и протекает в рамках целого ряда культурно-исторических типов, каждый из которых является по отношению к другим целостным духовным пространством, а потому не может быть мерой, матрицей, мерилом или оценочной призмой других культурно-исторических типов. Оценивать его можно только по внутренним, присущим только ему признакам и критериям.
Каждый из «культурно-исторических типов» проявляет себя в четырех основных социально-творческих сферах: религиозной, государственной, в сфере искусств и наук, в технической сфере. Последняя сфера приближается к нашему пониманию цивилизации, поскольку мыслились ученым не только в смысле инженерно-техническом, но и в смысле всех практических следствий культуры, всего, что направлено к практической пользе.
Заимствования, по мнению Н. Данилевского, одним культурно-историческим типом у другого в первых трех жизненных сферах бесполезны или вредны. Культурно-исторические типы самодостаточны и заимствования элементов чужих религий, государственных и политических идей, художественных форм и т.п., могут расстроить и уничтожить собственную культуру. А вот заимствования цивилизационного характера, напротив, полезны и осуществляются относительно легко, без качественных деструктивных последствий.
Как не трудно заметить, рассуждения Данилевского хорошо укладываются в триаду: "традиция – культура - цивилизация". При этом "традиция" и "культура" носят самобытный и самодостаточный характер, отличаясь способностью или не способностью принять, укоренить и развить те или иные цивилизационные структуры.
Славяно-русская цивилизация с этой точки зрения представляет собой целостную совокупность духовных и материальных форм существования русского народа, направивших его историческую судьбу и сформировавших его национальное сознание. Национальное сознание и самосознание, формируясь в течение жизни многих поколений, впитывает в себя родовой опыт народа, обусловленный исторической судьбой.
Игнорирование исторического опыта, традиций и культуры, приводит к катастрофам и катаклизмам как отдельных людей, так и целые народы. С точки зрения концепции культурно-исторических типов Н. Данилевского, на протяжении последних столетий русская интеллигенция становилась, с одной стороны, хранителем и созидателем российской традиции и культуры, а с другой стороны, утратив духовно-религиозный компонент национальной культуры и следуя принципу «Бога нет! - Все позволено!», превращалась в орудие разрушения России как социокультурной целостности.
Славянско-русский культурно-исторический тип под названием Россия суть целостная и универсальная система, сформировавшаяся на своеобразном духовном, социальном, природно-пространственном и т.п. материале, сплотившая на суперэтническом уровне более сотни этнических групп и народов. Именно в этом смысле славянско-русское национальное ядро может быть представлено как российский менталитет. При этом, очевидно, следует вынести за скобки нашего анализа различного рода трактовки о вековой отсталости России и реакционности русского народа, создавшего великую тысячелетнюю империю.
В данном социально-историческом контексте рассмотрение бытия России должно учитывать базовые основания культуры. К ним помимо способа производства материальных благ относится способ социокультурного воспроизводства, каким обеспечивается социализация индивида особый, опосредствованный культурой механизм овладения личностью социальным бытием. К числу структурных компонентов процессом управления и регуляции социально-исторических форм общественной жизни относятся традиции, нравственные и социальные нормы, религия, наука, законы и учреждения государственного управления.
В самом общем виде фундаментальные основания социума могут быть представлены в виде классической триады: "традиция – культура - цивилизация". Данные основания бытия России можно рассмотреть как векторы специфического "ментального пространства" и как определенного рода психопрограммированные структуры российского менталитета, которые существуют в национальном сознании и исторической практике. Традиции и культура образуют ценностно-смысловые векторы, по которым сориентировано личностное мотивационное ядро индивидуального «я», этнического «я» (общины, рода, племени, народности, нации) и социального «я» (общества, человечества).
Данный методологический подход дает основание полагать, что становление и развитие русского менталитета в социально-историческом треугольнике "традиция -культура -цивилизация" порождено и обусловлено следующими основными историческими факторами и компонентами:
- религиозное принятие православия в его греко-византийской форме;
- социально-культурное развитие России как традиционного по ряду параметров общества, в отличии от новоевропейского;
- геополитическое расположение России в «дуге нестабильности» между Европой и Азией, с чрезвычайно конфликтными социополитическими и неблагоприятными геоклиматическими условиями.
ПРАВОСЛАВИЕ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ
РОССИЙСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ
Процесс становления русского самосознания и русского менталитета, охватывает период со времени Крещения Руси до эпохи Иоанна IV. В это время оформилась и закрепилась православно-религиозная основа национального самосознания. Приняли окончательную форму понятия о смысле существования народа, его идеалах в личной, семейной, общественной и государственной жизни.
Так как жизнь русского народа в течение последнего тысячелетия неотделима от Православия, имеет смысл с учетом данного фактора оценить основные этапы истории России и русского народа. Говоря о христианизации Руси в его православной форме как традиции, следует исходить из того, что религия как таковая выступает одним из предельных оснований социального бытия. В религии мир расщепляется, раскалывается на мир эмпирический, видимый, повседневный и на мир сверхэмпирический, невидимый, высший, горний, который возвышается над первым в том смысле, что дает возможность как бы со стороны взглянуть и на этот мир и на самих себя.
Иерархия двух миров лежит в основании всякой религии, и быть верным религиозной традиции, значит следовать исторически и логически определенному виду соотношения мира земного и мира небесного. Данное соотношение между двумя мирами и выступает своеобразным структурным принципом менталитета социального организма. Это фундаментальные координаты ментального базиса культуры, которыми устанавливается разметка мотивационных полей в социокультурной реальности.
Ценностно-смысловая вертикаль - типологическая константа всех культур. Для ориентации в полноте бытия через нее устанавливается способ отношения к предельным, вечным, абсолютным смыслам и ценностям. Поэтому в период православной Руси-России данная вертикаль стала заполняться ценностями и образами принятой формы христианства.
Окружающее нас бесконечное многообразие явлений становится сложноорганизованным целым лишь через соотнесение с иерархией ценностей, вытекающей из раскола на два мира. Сформировавшаяся и освященная традицией иерархия земного и небесного миров служит высшим принципом целеполагания и ориентирования. Из этого следует, что «профильтрованный» через систему ценностей мир с необходимостью предстает как предмет строго определенного морально-практического отношения и поведения. При этом человек живет в реальном мире, но одновременно «выходит» из него в сверхмир, в мир потусторонний. Это трансцендирование отмечается в культурологии как типологическая черта ментальности всех культур.
М. Вебер выделяет три вида отношения человека к миру, соответствующие основным мировым религиозным конфессиям.
1. Конфуцианский или даосистский тип религиозно-философских воззрений, основной смысл которого заключается в приспособлении к миру.
2. Смысловая характеристика индуистских и буддистских отношений человека к миру заключена в бегстве от мира.
3. Иудаистские и христианские смысложизненные установки заключены в овладении миром.
Христианский менталитет обнаруживает сродство между идеей "действующего Бога" и человеком как "образом и подобием Бога". Различие западной (католическо-протестантской) ментальности и восточной (православной) можно обнаружить уже здесь. В западной традиции сродство человека и действующего Бога вырастает в определенную активистскую этическую установку, которая обусловливает образ жизни как напряженную деятельность по преобразованию природы и самого человека. К примеру, «героический энтузиазм» Дж. Бруно предполагает вмещение божественной силы непосредственно в индивида.
В восточной духовной традиции сродство человека и Бога означает активную, напряженную, творческую деятельность обожения этого мира. Для русской ментальности и духовности, «идущей от сердца» (И. Ильин), характерен свой тип воодушевления, мотивации и получения энергии для подкрепления мирской активности.
Православная суть духовно - нравственной сферы и мировоззрения русского человека, "сущностного ядра" его духовности и менталитета традиционно выражается в словах-символах: «добротолюбие - православие - русская правда». С этим связывается самобытность России, ее культуры и веры. Вера в то, что человек по своей природе есть образ и подобие Божие, а потому принципиально не нуждается в каких-либо изменениях и «модернизациях» своей природы, исходит из представления, что зло - это порча данного образа, отклонение от него. Человек же, по сути, добр и должен стремиться восстановить в себе образ Божий. Такого рода духовно-нравственное начало свойственно древнерусскому мироощущению, православным представлениям о должном.
В качестве смысложизненных ориентиров в русском религиозно-философском сознании выступают не материальные, а духовные приоритеты и устремления: к самосовершенствованию, к добропорядочной и достойной жизни по правде и справедливости, к преображению души на началах добра и лада. В русских народных пословицах и поговорках представления о душе, совести, стыде, любви, грехе, справедливости, доброте, правде, и т.п. духовно-нравственные ценности, занимают центральное место.
Особую значимость в структуре народных представлений имеют категории «правды и справедливости». Народная мудрость выковала формулу, приписываемую А. Невскому: "Не в силе Бог, а в правде". Данные психоэмоциональные качества отмечаются нашими и зарубежными исследователями. Наиболее характерное упоминание об этом можно найти у И. Ильина, который, ссылаясь на свидетельства византийских и арабских древних источников, писал о качествах русских славян, вся культура которых «проистекает из переполненного чувства», «духа сердечного и совестного созерцания». Русские князья суть «герои сердца и совести», а святые - явления сущей доброты. Правосознание русское проникнуто духом братского сочувствия и индивидуализирующей справедливости.
В качестве первого и основного измерения российского менталитета, характеризующего "сущностное ядро" национального мировоззрения, является духовность, которая раскрывается через добротолюбие, справедливость, правду и нестяжательство, выражающее приоритет духовно-нравственного начала над материальным, что проявляется в моральном осуждении не только жадности и погони за богатством, но и всякого материального расчета во взаимоотношениях между людьми.
Второй духовный параметр славяно-русской цивилизации – соборность, которая выражается в общинности жизни, хозяйства, в коллективизме.
Российской идентичности соответствует особый хозяйственный механизм, основанный на православном трудовом этосе, а также в целом на негативном отношении к частной собственности. О.А.Платонов характеризует православный этос славяно-русской цивилизации, ставшей «главным препятствием на пути стремящейся к мировому господству западной цивилизации» следующим образом:
- хозяйство как определенный духовно-нравственный миропорядок, направленный не на максимизацию капитала и прибыли, а на обеспечение «трудовой самодостаточности", самоограничение и отрицание потребительской экспансии;
- трудовая и производственная демократия (общинные и артельные формы организации производства и труда);
- труд как проявление духовной жизни, как добродетель, преобладание моральных форм понуждения к труду над материальными.
Третий элемент – это державность, миростроительство. Все огромное евразийское пространство было охвачено универсальным государственным устройством, руководимым идеями православия о равенстве людей разных национальностей перед Богом. Российская империя росла отнюдь не в монологическом русле панславизма, когда дело касалось Кавказа и Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока.
В рамках такого подхода русский народ в течение тысячелетия строил общественный организм, соответствующий православному видению мира. При этом, покровителем и заступником, согласно структурной константе российского менталитета, может быть могучая, но справедливая и добрая сила: Бог, Божья Матерь, святые, праведники, герои, князья, воины, цари и само государство-монархия.
Такая защита от внутренних и внешних врагов воплощается в мощное властно-государственное устройство, в котором широкое местное самоуправление, органически сочетается с имперской сильной и авторитетной центральной властью и берет под защиту людей не по признакам земного бытия (например, по национальным, сословным и т.п.), а по универсально-всеобщему, «соборному» признаку, соответствующему православным представлениям о всеобщности, универсальности и абсолютности Бога.
Многие поколения русских видели свою защиту и опору в царской власти олицетворявшей собой связующее звено между миром земным и небесным, между Богом и Отечеством. Царь в этой системе политико-мировоззренческих координат выступал как помазанник Божий, а лозунг "За Бога, Царя и Отечество!" выражал ядро русской национальной идеи.
Российский менталитет включает исходную базовую константу покровителя, заступника, которая может заполняться образами мифологическими, фольклорными, религиозными, харизматическими вождями, пророками и др. «Царистские иллюзии», авторитаризм и патернализм, таким образом, имеют глубокую ментальную основу.
С другой стороны, Россия имела самобытную модель демократии. Например, русская община домонгольского периода обладала такой суммой прав (самоуправление, выборы руководителей, решение главных дел на сходке, совместное владение землей, выдвижение рекрутов на военную службу и т.п.), которые в этот период только вызревали в западноевропейских государствах. Первый Земской собор в России, созданный великим Владимирским князем Всеволодом III датируется 1211 г., а первый английский парламент собрался только в 1256 г.
Принятое Россией православие в его греко-византийской форме не исказило внутреннюю природу русского человека, а, напротив, получило благодатную почву, достаточно развитые зачатки единого духовно-нравственного мироощущения. Соединение религиозно-православного и духовно-нравственного компонентов и сформировало уникальный русский этос и русскую духовность, русский менталитет.
Предпочтение христианства другим религиям в X веке, в период крещения Руси, можно объяснить не только ориентацией на экономически и культурно развитые христианизированные страны Европы. Важную роль здесь играло признание универсальных сплачивающих функций мировой религии - политических, социальных, культурных. Делало христианскую религию душевно близкой и органичной людям различного социального, этнического, языкового происхождения ее антропоморфность, очеловеченность представлений о Боге.
Но почему русский выбор мировой религии остановился именно на "православной" ветви христианства, развивавшейся в соседней Византии? Исследования акад. Б. Рыбакова и других историков дают основание предположить, что задолго до принятия христианства, славяне обладали достаточно высоким уровнем культуры. Поэтому принятие христианства следует рассматривать "как праздник возврата к изначальному Единобожию, частично утраченному в битвах, трагедиях и скитаниях, а не как праздник приобщения к вере заблудших среди идолов, прячущихся в лесах дикарей."
Геополитическая близость Византии проявлялась на Руси в различных формах притяжения и отталкивания - от торговых и культурных связей до завоевательских, грабительских походов "на Царьград ". Константинополь, как культурно-политический и духовно-религиозный центр православного мира, был для Руси не только в территориальном, но и в ценностно-смысловом отношении ближе, чем Рим или Иерусалим. События, происходившие в Византии, были понятнее и ощутимее элите древнерусского общества, нежели те, что имели место у "латинян". Византийская империя в выступала как идеал государственного могущества и образец оптимального общественного устройства, централизованного и иерархизированного.
Предпочтение Византийского варианта христианства западно-римскому было продиктовано геополитическими интересами обстоятельством. Западно-христианский вариант означал бы для Руси признание над собой духовной власти папы. А папская власть, как известно из истории европейской государственности, претендовала и на светское господство. Зависимость от Рима не устраивала древнерусскую элиту с ее стремлением к государственной самостоятельности и культурному самоутверждению, а также не соответствовала историческим задачам, которые решались древнерусским обществом на этапе своего национального становления, обретения социально-политической целостности и оформленности.
С введением христианства Русь получила широкий доступ к историческим, политическим, естественнонаучным знаниям, поскольку Византия считалась самой образованной страной того времени. В последующие два столетия после Крещения Киевская Русь переживает социальный, культурный и духовный подъем. Строятся города, храмы, переводятся книги, изучаются иностранные языки (прежде всего, греческий и латынь), усиливается торговый оборот, особенно, с Европой и Византией, создается свод законов "Русская Правда". "В Киеве, - пишет А. Шмеман, - чувствуется сознательная тенденция - создать культуру, полностью овладеть христианским и эллинским наследием".
Разумеется, существовали разные степени усвоения христианских представлений, от высокого богословия, характерного для церковной и государственной элиты, до поверхностного восприятия новой религии темным людом, носившего, по наблюдению А. Шмемана, узко-литургический характер. Важно отметить также тот факт, что под покровом христианства сохранялась языческая тенденция, представлявшая собой, по мнению В. Маринича, "сложную религиозную систему".
Славянское язычество в целом практически не оказывало сопротивление христианству. Однако немало факторов делало его опасным для новой религии. Язычество было "природным", глубоко связанным с "естественной жизнью", христианство же долгое время оставалось чужеземной религией, даже вдвойне чуждой народу: греческой и княжеской элитной. Для своего принятия оно требовало просвещения, поскольку по своей форме было книжным. Существовала опасность за "внешней" обрядовой стороной не увидеть смысла, не услышать того "голоса", без которого сам христианский обряд оставался языческим.
"Язычество не умерло и не было обессилено сразу, - писал известный ученый-богослов Г.Флоровский. - В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжалась своя уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И, в сущности, слагались две культуры: дневная и ночная. Носителей "дневной" культуры было, конечно, меньшинство. Заимствованная византийско-христианская культура не стала "общенародной" сразу, а долгое время была достоянием и стяжанием книжного и культурного меньшинства…"
Изучение детерминирующей роли религиозного фактора, каковым выступает Православие и Православная церковь по отношению к ментальности русско-российского общества, не может быть полным без сравнительного анализа православия, православного и западно-католического духовных направлений, их специфики, и их роли в формировании ментально-ценностной основы российского общества.
Как нам представляется, именно культурно-цивилизационный фактор на протяжении всей истории определял кардинально отличные друг от друга ориентации общественно-политического и в целом социально-исторического развития Западного и Восточного общества. Западно-христианское направление - католическое и протестантское - идентифицирует себя с римским правом и понятием частной собственности.
"Константин Великий основал новое царство (Византию - М.Б.), которому суждено было на тысячу лет стать новым христианским центром мира. Те, кто остался в старом Риме, были людьми иного склада, чуждыми христианскому максимализму. Они четко разделили два града - земной и небесный, и тем самым освободили первый из них от завышенных претензий христианской совести. В католической вере возник ложный взгляд на значение авторитета в сфере Церкви, видящего в своем первоиерархе непогрешимого судью в области веры. Те, кто пошел вместе с Константином, мыслили иначе: они и от земного града требовали подлинного благолепия - симфонии священства и царства". Истина Церкви, таким образом, по мнению архиепископа Иллариона (Троицкого) была искажена на Западе, когда Царство Божье в их интерпретации стало больше походить на царство земное.
С данной точки зрения Запад, как геополитическое явление, возник в период раскола Христианской Церкви на Православие и католичество (1054 г.). При этом католицизм стал фундаментом, жизненным основанием Запада, с позиций «европоцентризма» получившим право считаться подлинной, истинной цивилизацией, полноценным человечеством, а все прочие народы относить к диким и варварским, в том числе страны, исповедующие Православие. Соответственно, православная оценка исходит из того, что аутентичное христианство как универсальное, открытое, возвышающее человеческое достоинство, без унижения и искажения его сути, было сохранено в Православии.
Наиболее продвинутые, радикальные тенденции Запада концентрируются в протестантизме. Протестантизм, который был порожден католической Церковью, не только не восстановил древнего христианства, но одно искажение христианства заменил другим. Латинство интерпретировало древне-церковное предание о том, что Истина и спасение даны в любви, а право Папы заведовать спасением всех. В Православии это право взяла на себя Церковь. В протестантизме личность, по сути, провозглашалась непогрешимым папой, а истина и спасение открытыми всякому, без посредничества в лице Церкви. Протестанты открыто заявляли, что можно быть христианином, не признавая никакой Церкви. При этом, вера подменяется рассудком отдельной личности, а себялюбие и своеволие получают некоторое освящение и благословение. Однако для протестанта не вся истина в том, что он сам считает за истину. На практике протестанты с самого начала ввели элементы догмата о Церкви, признав авторитеты в области вероучения. Будучи по существу церковным анархизмом, писал А.С. Панарин, "чистый протестантизм… оказался совершенно неосуществимым на деле и тем самым засвидетельствовал перед нами ту непреложную истину, что душа человеческая по природе церковна."
На основе культурно-исторических традиций западного христианства в Европе складывается система, в которой обретение человеком совокупности безусловных прав и обязанностей определяется принадлежностью к определенной корпорации. Поэтому основной теологический вопрос в западной культурно-исторической традиции - права человека и правовое устроение общественной жизни. Ориентация на власть земную должна привести западного человека, в конечном итоге, к обретению суверенитета. Таким образом, западная церковь способствовала формированию индивидуалистически-рационального типа личности и развитию гражданского общества, автономного как от церкви, так и от государства.
Однако судьба гражданского общества и правового государства по-своему драматична. Суть правового государства состоит в том, чтобы разрешить проблему индивидуальных эгоизмов, создавая такой порядок, когда эгоистические интересы членов общества находили бы свое удовлетворение, не нарушая при этом интересов других. Сообщества, основанные на человеческом праве, утверждают постоянно разъедающий всякое единение индивидуализм, и одновременно ограничивают его. "Право, - писал великий русский философ В.С. Соловьёв, - есть принудительное требование реализации определённого минимального добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла". Право всегда касается внешних отношений и не совпадает с христианской любовью, не избавляет от эгоизма, а напротив, только утверждает его, охраняя от покушений со стороны эгоизма других людей.
Иная социально-историческая ситуация складывалась на Востоке, когда еще во времена Юстиниана в Византийской империи оформился принцип симфонии царства и церкви, который требовал, чтобы государство было достойным партнером церкви в ее экклезиастическом дерзании. Здесь христианские идеи «стяжания благодати», «фаворского света», любви, спасения, бессмертия и «обожения», опирались на мощную государственность. При этом всякое ослабление государственного начала мыслилось как ослабление православной идеи.
Для Православия наиболее удачным и соразмерным христианскому учению оказывался архетип доминирования коллективного начала над индивидуальным. Превалирование коллективно-соборного начала над индивидуально-атомистическим становится своего рода аксиомой, социокультурной доминантой, прочно утвердившейся в странах Православного мира.
Умострой (строй мыслей, тип логики) православной культуры имеет доминирование сердца над волей, созерцания над анализом. Соборно-коллективистское начало в логике мысли отдавало приоритет вере и внушению, а не анализу, исследованию и доказательству. Единомыслие в соборном и общинном менталитете сопровождалось нетерпимостью к иной точке зрения, позиции и логике, стремлением подвести все под одно единство. Крайности данного подхода проявляются в догматичности, конформизме (по отношению к себе) и нигилизме (по отношению к другому).
Интерес представляет также сам умострой и ментальный облик человека, сформировавшегося в восточно-православной и западно-христианской традиции. В католической и протестантской этике постепенно утверждалась тенденция, направленная на развитие рационально-аналитического личностного мышления, преобладание воли над сердцем, анализа над созерцанием. В российском обществе наблюдалась аппеляция к коллективному сознанию, «к неслиянному и нераздельному», существованию «единого во многом и многого в едином», основанному на личностном опыте, духовном переживании и вере. Коллективное религиозное переживание и сознание в православии предшествовало, или просто заменяло собой исследование и доказательство Истины. Индивидуализированная, субъективная гордыня смирялась здесь соборным разумом. Рациональность опирается на святоотеческое миросозерцание, поэтому в православном сознании всегда имеет второстепенный характер.
Доминирование коллективного начала над индивидуальным как черта православной ментальности служила социокультурной формой достижения национального единства для многообразной и обширной страны. Индивидуальное не автономизировалось в юридических формах, поэтому в исторической перспективе накапливался определенный ментальный дефицит, обусловленный слабостью личностной позиции, инициативности, личной ответственности и низкой правовой защищенностью.
Православие в значительной степени определило индивидуальную конфигурацию русского менталитета и целый ряд фундаментальных идей в русском сознании: идеи справедливости, соборности, коммунизма, сильной государственности и общего дела.
Подводя итоги рассмотрения исторического влияния принятия христианства на Руси, можно отметить, что в рамках православной традиции сформировался менталитет русского человека, основными чертами которого в исторической ретроспективе являются духовность, соборность, державность (симфония властей сакральной и земной). Земная власть при этом понималась как органическое единство авторитарности, аристократии и демократии. Авторитарность выражалась в монархии и императоре, предполагала опору на сильную, справедливую власть, сакральную и единящую. Аристократизм означает опору на сохранение, на консерватизм. Демократия представлялась не как участие в управлении государством совокупности индивидуумов, но как участие в нем особой и нерасчленимой общности, "органической общины".
Подобное смысловое содержание и понимание институтов российского общества противостоит «европоцентристским» позициям, согласно которым сложился особый тип русского массового православия – невежественного, формального, агрессивного и нетерпимого к инакомыслию, глубоко синтезированного с языческой ментальной традицией.
СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ И МЕНТАЛИТЕТ
В определенном смысле категория «менталитет» может быть отождествлена с категорией «подсознательная духовность», которой пользуется В.Франкл для обозначения неосознаваемой и принципиально нерефлектируемой духовности, выступающей константной основой всей сознательной духовности. В этих иррациональных глубинах «духовного бессознательного» коренятся, по его мнению, истоки этического (совесть), эротического (любовь) и эстетического (художественный стиль и вкус) поведения человека.
Выступая в качестве ядра смысловой сферы индивида, менталитет одновременно есть система заложенных в основание культуры взаимосвязанных универсалий, которые являются формами хранения и трансляции фундаментальных представлений о мире и социального опыта. В своих сцеплениях эти универсалии образуют целостную и предельно общую картину человеческого мира, в котором пространство, время, космос, природа, человек, добро, зло, справедливость, свобода, труд и т.п. увязаны в некую, ценностно-смысловую иерархичную структуру. При этом национально-культурное своеобразие составляет не столько наличие или отсутствие названных универсалий (они общие для разных культур), сколько особенности иерархических построений. Национально-культурное своеобразие воплощается в идентичности народа, который сопротивляется внешним воздействиям на менталитет, рассматривая их как деструктивные.
В очерке М. Эпштейна "О земле, о стихиях" интересны размышления о связи менталитета народа и «особой стихии для каждой страны - землей». Сравнивая россиян и американцев М. Эпштейн отмечает странное отношение людей к пространству. В России оно четко делится на верх и низ, причем к верху тяготеет все ценное, важное, а мелочи и гадости жизни отбрасываются вниз, потому что внизу не может быть ничего хорошего. В Америке отсутствует эта брезгливость людей к низу и всеми своими позами они выражают ему доверие. Пространство открыто и не приходится его преодолевать, придавая всей жизни упрямо вертикальную устремленность.
И в человеческом теле тоже нет четких ценностных ориентиров. Пресловутые американские ноги то и дело торчат выше головы. «И в таком опрокидывании верха и низа нет ни малейшего вызова. Это просто иная пластика тел, возможно укорененная в космическом чувстве демократии: низ приближен к верху, одноуровнев с ним. Ленин вряд ли смог бы втолковать американцам свои идеи о верхах, которые не могут, и о низах, которые не хотят, и о том, почему верхи должны оказаться внизу, а низы - занять их место. Вся эта акробатика революции чужда мышлению американцев, потому что ценности здесь не располагаются по вертикальной шкале. Скорее они вообще выражаются не качественно, а количественно, так что есть различия между богатыми и бедными, но нет противостояния» .
Идентичность менталитета среди его носителей обусловливается в конечном счете общностью исторических условий. Историки России не раз указывали на взаимосвязь российского менталитета с пространственными и геополитическими факторами развития страны. Об этом же писал К. Леви-Стросс, отмечая природно-географическую обусловленность «характера хозяйствования и общественной организации народа».
Русская культура по сути сообразна основному своему социокультурному коду, который формировался тысячелетиями в языческой и православной культуре. В своей национальной традиции она в большей степени исходила из приоритета духовно-ценностных смыслов, что, однако, не означало отрицания рационального активизма, но полагало последнее вторичным. «Самобытность русского народа, - писал И. Ильин, - совсем не в том, чтобы пребывать в безволии и безмыслии, наслаждаться бесформенностью и прозябать в хаосе; но в том, чтобы выращивать вторичные силы русской культуры (волю, мысль, форму и организацию) из ее первичных сил (из сердца, из созерцания, из свободы и совести). Самобытность русской души и русской культуры выражается именно в этом распределении ее сил на первичные и вторичные: первичные силы определяют и ведут, а вторичные вырастают из них и приемлют от них свой закон. Так уже было в истории России. И это было верно и прекрасно. Так должно быть и впредь, но еще лучше, полнее и совершеннее».
На формирование русской культуры, таким образом, оказали определяющее воздействие ряд факторов:
1) своеобразие природно-климатических условий Восточно-европейской равнины и необходимость освоения огромного географического пространства, на котором произрастало и соединялось множество этнических групп.
2) культурное и политическое взаимодействие с Византией на ранних этапах формирования русской культуры и государственности;
3) наследие древнеславянской культуры и сочетание православия с народными, языческими традициями.
Историки культуры отмечают, что в России было предвозрождение XIV-XVI вв., которое не перешло в возрождение, как в странах Европы. В «ересях» и сектах русского православия начинался процесс, аналогичный европейской реформации. Смысл его заключался в развитии свободы мысли при трактовке вопросов веры, в отстаивании самоценности человека. Данное идейное течение было родственно гуманизму Возрождения и отражало рост личностного начала в русской культуре. Причинами того, что «русское предвозрождение» не перешло в возрождение стали обрыв связей с античным культурным миром после падения Византии, падение городов-коммун Пскова и Новгорода, а также соединение церкви с государством, которое помогло церкви расправиться со свободомыслием «ересей». Д.С. Лихачев пишет в связи с этим также о недостатке культурных сил, поскольку «духовные силы народа поглощались трудным развитием централизованного государства»
Для человека средневековья правилом жизни и духовным ориентиром было подражание Христу. В духовной культуре России открылся свой образ Христа. Процесс антропофикации Бога, когда в образе Христа выделяли не строгого судью и господина, а страдающую личность, Г.П.Федотов назвал «кенотипическим типом русской святости». Этот тип святости, в котором почитается евангелический образ униженного, страдающего Христа, особенно красноречиво представлен в повести о Борисе и Глебе, святых страстотерпцах. А.И. Клибанов в связи с этим отмечает, что этический принцип непротивления злу насилием «оплачен жертвами, не поддающимися исчислению». Далее он приводит мысль А.Тойнби из его письма академику Н.И. Конраду: «…для меня величайшие русские герои – это средневековые Борис и Глеб, которые добровольно пошли на казнь вместо того, чтобы сражаться за свои права и свою жизнь…это добродетель, которой Западу особенно не хватает. Мы стали рабами вожделения богатства и силы…»
Православие в России играло роль социокультурного фактора в культивировании и укреплении соответствующих ментальных черт русского народа. Пути культуры и святости как глубокой ценностной основы менталитета в России переплелись. Как пишет Г.П. Федотов: «На заре своего бытия Древняя Русь предпочла путь святости пути культуры. В последний свой век она горделиво утверждала себя как святую, как единственную христианскую землю». Далее он отмечает, что к эпохе Петра Великого святость уже покинула эту землю, потому его «надругательство над Святой Русью встретило ничтожное духовное сопротивление».
Понятие святости представляет значительные трудности для рационального дискурса. Есть суждение Г.П. Федотова о том, что «святость» в религии сравнима с явлением гениальности в мире культуры. Русская святость осталась в глубине веков и в основах национальной ментальности, слабо поддающихся рациональной и концептуальной разработке. Но столь же мало приходится сомневаться в наличии этого духовного своеобразия русской ментальности, поскольку она выразилась в последующие века в великой русской классической литературе, в ее человечности и отзывчивости. Во всем мире люди находят это в творениях Пушкина, Гоголя, Лескова, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького, Бунина, Платонова и др.
Русская культура, впитав духовность как моральное ядро православия, в лучших своих творениях участвовала в формировании ценностного ядра русского человека, постоянно напоминая об ответственном и совестном служении в искусстве, науке, воспитании. Великий русский философ И. Ильин писал в этой связи: "Что такое русское воспитание без сердца и без интуитивного восприятия детской личности? Как возможна в России бессердечная школа, не воспитывающая детей к предметной свободе? Возможна ли русская семья без любви и совестного созерцания? Куда заведет нас новое рассудочное экономическое доктринерство, по-коммунистически слепое и противоестественное? Как разрешим мы проблему нашего многонационального состава, если не сердцем и не свободою? А русская армия никогда не забудет суворовской традиции, утверждавшей, что солдат есть личность, живой очаг веры и патриотизма, духовной свободы и бессмертия..."
Анализ культурных факторов формирования русского менталитета показывает, что ментальные особенности связаны с ценностными, смысловыми явлениями, в которых оформился, сублимировался, нашел свою идентичность русский народ. Русская идентичность не натуралистическая (племенное чувство), а ценностно-нормативного характера (духовная, «идеократическая»). Детерминанты почвенные, территориально-географические, этнографические для многоукладной и полиэтнической России скорее создают разрывы, чем соединение, но преодолеваемые в духовном плане, они устанавливают единство в сакральном пространстве. Духовная культура России, ее традиция воплощает христианский универсализм, дает перспективу перерастания, а не нигилистического подавления этнического и почвенного, его сублимирования в духовное.
ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО В РОССИИ И МЕНТАЛИТЕТ
Для уточнения динамики российского менталитета на протяжении последних десяти веков отечественной истории нужно учитывать его проявления как в социально-политической, так и в социокультурной сферах. Необходимость анализа ментально-ценностных характеристик соборности как одной из важнейших констант российского менталитета в личностном, социальном и метафизическом измерениях, связана с тем, что Россия являлась преимущественно аграрно-крестьянской страной традиционного, а не современного европейского типа.
В формировании российского менталитета в социальном измерении существенную роль играла община. Большинство населения России (86%) до 1917 г. проживало в деревне, поэтому наиболее характерные ментальные черты следует искать в долговременных и массовидных архетипах и традициях, которые формировались в крестьянской общине.
Возникновение и активное функционирование в менталитете определенных архетипических черт в значительной степени обусловлены как спецификой национально-исторического развития общества, так и социально-политическим статусом человека - носителя ментальности. Говоря о приоритете в российском ментальности коллективистско-общинных, государственнических ценностей над индивидуальными и личностными, мы связываем это с особенностями Православия, с геополитическими и геоклиматическими условиями России. К важнейшим условиям этого относятся также огромность масштабов российского государства и реальные условия хозяйствования.
Поэтому имеет смысл пристальней вглядеться в характерные черты российской социально-политической системы, которая может быть представлена как традиционное общество в противовес современному обществу новоевропейского типа, основанном на всеобщности частной собственности, гражданском обществе и правовом государстве, а также на трудовой протестантской этике.
Если сравнить эти сущностные признаки западного общества с развитием российского общества последних столетий, то мы увидим иную картину. В крестьянской стране преобладала общинная форма собственности, а частная собственность так и не стала господствующей в производственной сфере. Для утверждения гражданского общества и правового государства необходим ряд взаимосвязанных предпосылок: во-первых, понимание свободы как субстанциональной, естественной, неотъемлемой от бытия каждого человека; во-вторых, определенная декларация идей и мыслей о свободе, оформленная в правовых нормах; в-третьих, совокупность институтов, обеспечивающих функционирование правового государства.
И, наконец, в России не выработана трудовая этика, аналогичная протестантской этике капитализма, и которая начинала складываться в Х1Х веке в старообрядческой среде. Не претендуя на всестороннее рассмотрение данного вопроса, обратим внимание на следующие основные характеристики традиционного и современного общества.
1. В традиционном обществе на индивидуально-личностном уровне человек предстает как соборная личность, персонифицирующая совокупность отношений в семье, деревенской и церковной общине, трудовом коллективе. В современном же обществе действует совокупность атомизированных индивидов, межличностные отношения которых сведены к формальным экономическим, политическим, юридическим и т.п. отношениям, где господствует внешняя свобода индивида и где почти все отношения между людьми организованы и контролируемы институциональными внешними структурами.
2. В традиционном обществе народ является надличностной соборной целостностью с коллективным сознанием. Принадлежать к такой соборности - значит иметь органическую связь с родиной, являться ее гражданином, что вполне согласуется со значением этого термина: "граждане" по-гречески значит "политес", а не граждане - "идиотес". Традиционное общество самобытно, консервативно, иерархично, сословно и стремится удержать обычаи предков.
Народ в современном обществе это сумма независимых друг от друга индивидов, владельцев частной собственности, которые соединены неорганически, посредством институтов гражданского общества. Современное общество, если следовать греческой традиции, состоит из "идиотов", где под словом "идиотес" греки в противоположность гражданину понимали изначально отдельного индивидуума, лишенного связей с "демосом" и "полисом", оторванного от социальных, этнических и религиозных традиций.
3. В традиционном общество формой правления является общинная демократия. Эта органическая общность может быть представлена как "коллективный индивидуум", идентичность которого проявляется в самобытных традициях и нравах. "Всякие определения демократии, - пишет лидер ОПД «Евразия» Александр Дугин, - относятся только и исключительно к органической общине, объединенной землей, историей и культурой… И сама категория "демоса", и осуществление им прямой власти ("лицом к лицу"), и основополагающая юридическая концепция гражданства, и принцип трех основных демократических прав - все это мыслится применительно к особому индивидуальному живому и неповторимому организму, которым является данный конкретный полис, данный этнос».
Общинная демократия в ее изначальной форме никогда не была органична современному обществу. Новоевропейский цивилизационный уклад, с его основополагающим принципом "либерализма" как особой идеологией, требующей максимальной индивидуальной свободы, попытался приспособить демократию для своих нужд. Однако основные принципы демократии остаются формальными и внешними, поскольку либерализм служит идеологии индивидуализма, признающей высшим принципом общественного устройства интересы, права и благосостояние индивидуума.
Демократическое мировоззрение исходит из приоритета "демоса", народа, а либеральное из – первенства "индивидуума". В демократии коллективный интерес превалирует над частным, а в либерализме частное довлеет над коллективным. Смысл демократии в прямом участие граждан в управлении общиной, в самоуправлении, а в либерализме главное - это обеспечение экономических и рыночных (торговых) свобод личности. Поэтому либерализм во всех основных аспектах, исторических, политических, экономических, философских и т.п., выдвигает альтернативные принципы традиционной демократии большинства.
Исторически либерализм в своем развитии использовал элементы демократии, никогда, впрочем, не отождествляясь с ними. Например, либеральные акцентуации "прав человека", вопреки "правам и обязанностям гражданина", подточили идеологическую стройность советской демократии. В научной литературе в последнее время происходит либеральное ретуширование принципиальных аспектов традиционных и современных обществ. В качестве примера можно указать на работу одного из видных отечественных исследователей модернизационных процессов В. Федотову, которая в статье "Типология модернизаций и способов их изучения" дает анализ традиционных и современных обществ с либерально-прогрессистских европоцентристских позиций.
Для российского традиционного общества одной из основополагающих исторических форм бытия была община, игравшая значительную роль в возникновении ведущих парадигмальных архетипов русского менталитета. Община представляла собой общественно-производственное объединение крестьян на началах самоуправления, самоорганизации, взаимопомощи и совместного владения землей. Видный исследователь русской общины И.Н.Миклашевский считал, что основы ее существования лежали в "самом духе народа, в складе русского ума, который не любит и не понимает жизни вне общины и даже в своей кровной семье хочет видеть общину, товарищество". В бесчисленных пословицах народное сознание выразило господствующее значение общины («мира») в жизни и судьбах народа: "Миром все снесем", "На мир и суда нет", "В миру виноватого нет".
Понятие "мир" для крестьянина отражало суть духовно-нравственного начала совместной жизни, соборности. Община, писал русский историк и этнограф И. Г. Прыжов, основана на вечном законе братской любви. Личность в общине всецело предана ее интересам. Мир являет собой высшую инстанцию для крестьянина, выше которой только царь да Бог. В преданности миру - залог благополучия, поэтому решениям мира подчиняются беспрекословно: "Что мир порядил, то Бог рассудил", "Мир с ума сойдет - на цепь не посадишь", "На миру и смерть красна". В народном сознании мир (община) - могучий богатырь: "Коли всем миром вздохнут, и до царя слухи дойдут". "Мир силен, - отмечает Прыжов. - Ему нипочем несчастье и нищета: "Вали на мир - все снесет", "С миром и беда не убыток". "С миром не поспоришь", - говорит народ, "Мир не перетянешь", "Собором и черта поборем", потому что "Одному страшно, а миру не страшно".
Самоуправление русских крестьян возникло в процессе освоения огромной территории. На своих собраниях - сходах крестьяне выбирали старосту и других руководящих лиц, решали вопросы о принятии в общину новых членов и выделении им земель. Государство имело отношение не с отдельными крестьянами, а с общиной. За выполнение государственных повинностей отвечала община в целом, она же была проводником установок и норм, которые утверждало государство.
Сельская поземельная община обеспечивала основные параметры социокультурного воспроизводства традиционного русского общества. «Главной социальной ячейкой, где стимулировалось мировоззрение русского крестьянина, его представления об окружающем мире-природе и обществе, о своем предназначении, должном и сущем, социальной справедливости, была община. Ментальность крестьянства - это общинная ментальность, сформированная в рамках замкнутого локального сообщества, в сельской соседской организации»
Община как хозяйственная и кровнородственная корпорации выполняла различные функции в социальной и духовной сферах общественной жизни, в ней происходило становление самого человека как личности в рамках обычая, традиции, религиозно-нравственных норм. Заботы об "общем деле" были важнейшей составной частью общинного, мирского сознания российского крестьянина.
"Традиционная община, "мир" обеспечивала воспроизводство традиционных социокультурных ценностей и "представляла собой как бы часть федеративного целого в миниатюре, обладающую свойствами целого". На основе данных ценностей в массе русского крестьянства формировался целый комплекс коллективных социально-психологических поведенческих стереотипов. В первую очередь, это трудолюбие и проворность в работе, способность к напряжению физических и моральных сил, готовность к тяжелым условиям труда. Крестьяне называли период весенне-летних работ "страдой", "страдной порой", то есть периодом физических страданий.
Общинные отношения наложили отпечаток на традиционные черты характера русского человека, повлияли на формирование и развитие его менталитета. Его характерными чертами являлись следующие:
- потребность в сильной власти, ориентация на авторитеты;
- традиционализм, негативное отношение к нововведениям и переменам;
- приоритет общих интересов над индивидуальными, стремление жить "соборно" и ориентация на "общее дело", всеобщий интерес и общую волю, коллективная ответственность и круговая порука;
- стремление к социальной справедливости;
- ориентация на сакральное, сокровенное, тайное.
Сущность менталитета российского крестьянства определяется в работе К. Мяло «Оборванная нить» как «совокупность мировоззренческих и творческих принципов». Она показывает, что российская деревня – это самостоятельная цивилизация, органично складывавшаяся многие тысячелетия, со своим экономическим укладом, моралью, эстетикой и искусством и даже со своей православной религией, впитавшим гораздо более древние земледельческие культы.
Анализ исторических культурно-исторических факторов позволяет ответить на ряд вопросов становления и формирования основных черт и параметров исследования российского менталитета.
Обращение к истории показывает, что Россия находилась на пересечении культурных и цивилизационных потоков и, как правило, оказывалась в роли своеобразного полигона ментальных экспериментов, ставилась в ситуацию принудительного и форсированного цивилизационного выбора. При всей географической промежуточности России ее собственный выбор состоял не в выборе Востока или Запада, а заключался в утверждении своей самобытности, реализации своего культурного и интеллектуального потенциала.
В России накоплен огромный опыт ассимиляции восточных и западных культур во всех сферах жизнедеятельности – в политике, государственности, науке, технике, и вопросах межэтнического взаимодействия. В условиях глобализации Россия приобретает опыт самопознания, который должен служить не для перехода к унифицированным нормам современной цивилизации, а для самоутверждения в современном мире на основе активизации традиционных ценностей своей культуры и ментальности. Это будет адекватным ответом России на вызов времени. Рефлексия своего исторического опыта, своей ментальности создает условия для духовного, культурного и социального творчества. Решение этой задачи может служить релевантному обновлению российского общества.
В известной мере для нас остается открытым вопрос о том, сложилось ли в России единое ценностно-смысловое ядро культуры, является ли российский менталитет цельным. Или же в нем сохраняется разорванность, гибридность и симбиотичность, отложенное на историческую перспективу осуществление культурного синтеза. На данный момент культура сохраняет плодотворную атмосферу открытости. Это можно рассматривать как готовность России к модернизации, соответствующей ее историческим традициям и менталитету русско-российской цивилизации.
Характерный для России поиск высокого ценностно-смыслового содержания жизни, постановка «неразрешимых» проблем перед человечеством свидетельствуют, на наш взгляд, о незаконченности ментальных формирований, несистемности и разорванности в ментальности обусловленной факторами пространственной разбросанности на просторах Евразии. Но эта же противоречивость и уникальность российской культуры делает ее значимой для всего человечества, дает миру пример «всемирной отзывчивости», постановки вечных вопросов и напряженных исканий.
Задачи синтеза в культуре и выстраивание цельного устойчивого российского менталитета чрезвычайно затруднялись из-за постоянных взаимодействий с иными культурами и цивилизациями Востока и Запада. К этому присоединялись также факторы раскола, дивергентности, культурной селективности, которые периодически актуализировались в истории России. С началом новой волны модернизационных процессов и соответствующей перестройки в российской культуре наметился путь нового ментального синтеза в форме культурного механизма конвергенции. Но эта перспектива является проблемной, так как сохраняются дивергентные тенденции в культурном развитии и элементы общественного раскола в процессе модернизации и форсированных рыночных реформ.
В настоящее время менталитет России начинает из состояния смуты, его базовые константы находятся в поиске соответствующих культурных форм, которые бы превратились в перспективные духовно-идеологические программы развития нации, интерпретированные различными группами и слоями современного общества в ценностно-смысловые мотивации и ориентации, адекватные потребностям процесса модернизации.
ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ РУССКО-РОССИЙСКОГО МЕНТАЛИТЕТА
БАКУРСКИЙ МИХАИЛ ВИКТОРОВИЧ