Все это привело Дмитрия ВАРЛАМОВА к созданию целой неофилософии народно-инструментального искусства XXI века. В начале августа Дмитрию Ивановичу исполняется 50. О жизни и творчестве — в интервью с юбиляром. — Дмитрий Иванович, народные инструменты — увлечение всей жизни? Как получилось, что вы стали музыкантом-народником?
— Случайно. Родители отдали меня заниматься музыкой с 10 лет. Младший брат (сейчас Заслуженный артист России, работает в Самарской филармонии) был на пять лет меня моложе — ему как раз подошла скрипка. Меня на скрипку не взяли, сказали: «Поздно, иди на баян». И я пошел.
Отец — главный бухгалтер в строительном управлении, мама — начальник экономического отдела. К музыке не имели никакого отношения ни родители, ни дед-крестьянин. Тем не менее творческое воспитание сыграло свою роль. Старший брат хоть музыкантом и не стал, но музыкой занимался всю жизнь. Немножко играет на пианино, немножко на других инструментах, любит юмор, пишет юмористические рассказы.
— А что привело вас в Саратовскую консерваторию?
— Тоже случайность. Я учился в музыкальном училище в Самаре, потом — Башкирия, Москва. Ехать в Саратов было вроде бы и незачем. Но так получилось, что вместе с супругой нас пригласили сюда работать, был недостаток кадров. И мы переехали. Уже 14 лет в Саратове.
— Уже сложилась школа Варламова?
— Трудно сказать. Есть ученики, которые продолжают начатое мною, в моей традиции. Мой выпускник работает в Тамбовском гуманитарном университете, преподает дирижирование, сам руководит оркестром, стал лауреатом первого конкурса дирижеров оркестров РНИ. Другой руководит оркестровой группой ансамбля танца «Казаки России» в Липецке. Но в настоящее время я мечтаю создать школу научной работы. Последние пять-семь лет я больше в науке, хотя и исполнительство стараюсь не забывать.
— Самому играть на баяне и дирижировать оркестром — одно и то же?
— Абсолютно разные профессии. Если мы в год выпускаем от 10 до 14 баянистов, то дирижеров из этой группы самое большое в лучшие годы — пять. Чаще всего один-двое, у кого желание совпадает с реальными возможностями. Это дело надо любить, отдавать себя без остатка. Студентам я всегда говорю: «Можешь не заниматься — лучше не занимайся». Должна быть потребность.
— Вы много путешествовали с концертами. Даже по Африке...
— Это незабываемо. Как только мы вышли из самолета после 15 часов перелета из Москвы, в Уагадугу даже воздух был другой. Тем более что вылетели мы, когда в Москве было 25 градусов мороза, а там — 25, если не 30, градусов тепла. Я тогда играл на баяне и руководил небольшим ансамблем. У нас был квартет. Так они нас воспринимали не как искусство, а как невиданное что-то, экзотику. У нас были совместные выступления с африканским ансамблем танца...
— Ваша музыка — их танец?
— Нет. Первое отделение они работают, второе мы играем. Представьте наши ощущения: 50 человек на сцене, одни ударные, ничего другого. И танец: различные специфические удары ног, удары рук. Великолепно. Но наше восприятие наверняка отличалось от того, как видели это действо сами африканцы.
Поэтому и нам приходилось постоять за честь России. Мы для них были тоже чем-то необычным. Например, они всегда с восторгом аплодировали, когда появлялись приемы типа глиссандо, необычные для них звучания — колоратурное сопрано. У африканцев вообще нет высоких женских голосов. Для них это было удивительно. Так же, как и само звучание нашего ансамбля: домра, балалайка, баян. Мы играли традиционную музыку. Не в смысле народную русскую, а академическую, которая сегодня часто звучит на народных инструментах. Переложения классики русских и зарубежных композиторов, обработки песен и многое другое...
— Вы детонатор идеи. То организуете концерт молодых саратовских композиторов, то пишете «Самоучитель игры на саратовской гармошке»... Кстати, он вышел?
— Лежит в столе. Мы до сих пор не можем найти поддержки ни в правительстве, ни в спонсорских кругах. И сборник с национальной изюминкой, которая есть только в Саратове, к сожалению, в Саратове никем не поддерживается. А надеяться, что идею поймут в Лондоне или Нью-Йорке, — бессмысленно.
У меня вышли три монографии, где я рассматриваю проблему развития народного исполнительского искусства XX — XXI веков. Перспективы, его задачи. В последней, «Метаморфозы музыкального инструментария», — взгляд на народные инструменты с других позиций, не с тех, которые были традиционно приняты.
— В двух словах: так есть ли все-таки у народных инструментов какие-то перспективы? Ведь сейчас все меньше и меньше желающих учиться с нуля на тех же баяне, балалайке.
— Дело в том, что народные инструменты в данном случае ничем не отличаются от других инструментов. Сейчас вообще нет моды на занятия музыкой, исполнительское искусство не престижно. То гипертрофированное отношение к народным инструментам, которое было в 60 — 70-е годы, когда развелось много разных народных кружков и клубов, прошло, это тоже было ненормально. Все входит в норму. Это не значит, что на домре и балалайке прекратили играть. Играют, но не столь распространенно, как в годы бурного расцвета. Сейчас у народа другие проблемы — как выжить. Еще дедушка Крылов говорил: «И кому же в ум придет на желудок петь голодный». — А саратовская гармошка?
— Гибнет по нашей с вами вине. Мы ее бросили и думаем, что они сама выживет в этих капиталистических трущобах. Не выживет. Любая цивилизованная страна должна поддерживать свои национальные истоки. А у нас это не поддерживается. Починить ее нигде нельзя. Мастера вымирают. Новые не занимаются гармошкой, это не коммерческое дело, невыгодное. Был в советское время, в 26-м году, прецедент такого события, когда государство поняло значение гармошки и объявило: «Гармонь на службу комсомола», — такой лозунг. Ведь гармонист — первый парень на деревне. Он всегда поведет за собой. Мы не берем в расчет политическое значение этих событий, но понимание роли гармошки тогда было. Даже Луначарский очень серьезно поддерживал все начинания, связанные с развитием русских народных музыкальных инструментов. Вплоть до того, что сам являлся членом жюри конкурса и так далее...
— То есть сейчас уже можно начинать писать Красную Книгу народных инструментов?
— Писать рано, но... Народные инструменты никогда не вымирают, они остаются всегда, не бывает незаполненного вакуума. Некоторые могут выйти из употребления, но остаться в памяти народа как национальные инструменты. Другие же займут их место. Ну не может народ быть без искусства и без музыки! А если рассчитывать на то, что мы, подражая западным образцам, сумеем создать новое национальное, свое искусство, — это нереально. Еще академик Сахаров сказал, что народ, который не помнит своего прошлого, обречен на вымирание. Поэтому нам стоит серьезно задуматься.
С человеком, увлеченным своим делом, можно беседовать бесконечно, не теряя интереса, выходя на все новые серьезные проблемы. Работы Дмитрия Варламова высоко оценены и в Москве, и за рубежом. Композитор Вадим Бибергян (ученик Дмитрия Шостаковича) сказал: «Вы не знаете себе цены. Таких людей в России единицы!». Поэтому главное не отступать и не сдаваться, и тогда все задуманное исполнится.
Николай ИВАНОВ,
"Саратов-СП"